Лера как-то спросила. Он ответил, что после первой «подсадки» — ничего. Но по тому, как он ответил, как судорожно сглотнул, проглотив ставший в горле комок, как вибрировал воздух, когда он резко выдохнул, Лера всё поняла. Он больше не хотел делиться с ней этой частью своей жизни. И Лера не стала его больше мучить расспросами. Она находилась в таком же положении, как и он. Беременность стала единственной темой, о которой они больше не говорили.

— … пыталась провезти в бюстгальтере новорождённых змеек, — вырвал Леру в настоящее его голос. — И постоянные попытки поправить интимный предмет туалета, и навели таможенников на подозрения.

Она хмыкнула в ответ, но ничего не сказала.

— Пора прощаться, да? — правильно оценил Кирилл её немногословность и громкое объявление, приглашающее пассажиров на посадку.

— Я буду в джинсовой куртке, — произнесла Лера в трубку голосом бодрящегося старого клоуна, которому давно не смешно. Таким тоном ещё говорят последние слова перед расстрелом.

«Пожалуйста, запомните меня такой! Верной, порядочной, с принципами, потому что, чёрт побери, я же погибну в его руках». Хотелось даже крестик нарисовать на груди, куда целиться, чтобы долго не мучиться, чтобы получить свои смертельные девять граммов в сердце с первой попытки, понять насколько Кирилл ей дорог и принять это или забыть о нём навсегда.

— У меня в руках будет табличка с твоим именем, — улыбнулся в ответ Кирилл. — Мимо не пройдёшь.

— Кир, попробуй, пожалуйста, хоть немного поспать. Мне ещё семь часов лететь.

— Лер, мне проще выйти и идти пешком, чем заснуть. И я, конечно, идиот, что всё это говорю тебе, но… Лер, я помню, всё помню, все эти наши разговоры про дружбу, про семью, про обязательства, но сейчас, пока я ещё всё не испортил, умоляю тебя… дай мне шанс.

Нестерпимо хотелось оторвать маленькие ручки тому коварному Купидону, что промахнулся своей кривой стрелой и попал в грудь женатому мужчине, который только что у замужней женщины попросил невесть что.

И если бы в этом зале не было столько народа. Если бы Лере не казалось, что она уже стоит у стены для расстрела. Если бы Лера не чувствовала, не слышала эту дрожь в его голосе все четыре месяца, отрицая, отрекаясь от этих вибраций, что она в ней вызывала в ответ, возможно, она бы сказала что-нибудь другое. Возможно, произнесла бы кучу важных проникновенных слов, каждое из которых начиналось бы с частички «не». Но, сидя на перфорированном металле лавочки накопителя, за семь часов до того, как Лера посмотрит Кириллу в глаза, она сказала: — Он у тебя есть.

— Ты даже не представляешь, как важно мне было это услышать, — голос Кирилла прозвучал так, будто он его только что потерял. — Спасибо! — сказал он на прощание и отключился.

Могла ли Лера думать о чём-нибудь другом? Нет. Хотела ли она думать о другом? Тоже нет. Весь полёт ей словно не хватало воздуха и всё никак не удавалось набрать полную грудь пропахшей освежителем озонированной субстанции, что летела на неё через вентиляцию.

Из-за этой семичасовой нехватки кислорода Лере казалось, что она упадёт в обморок, когда вместе с другими пассажирами ступила на прорезиненную финишную полосу, ведущую к выходу. Но дошла. И ноги снова чуть не отказали, когда увидела Его. Но и с эти Лера справилась.

Кирилл выглядел даже лучше, чем она запомнила. Матовый летний загар. Чуть иначе подстриженные волосы. Кирилл поправил их, стоя за ограждением. Лера подумала, что он её ещё не заметил. Но он уверенно провёл по волосам пятернёй, тряхнул головой и посмотрел прямо на Леру.

Она могла бы поклясться, что слышала этот щелчок. Так стыкуются части космического корабля — мягко и безупречно точно. Так встретились их взгляды, когда с десяти шагов Лере уже стало ясно — она не погибнет. Она уже погибла.

Три шага, два, один…

— Привет, — сказал Кирилл и сам сделал те полшага, что Лера не дошла.

— Привет, — прошептала она его плечу, почти теряя сознание от его близости. Она обняла Кирилла двумя руками, чтобы не упасть. Вдохнула его запах. Почувствовала тепло его тела под тонкой тканью рубашки. Его руку на своей спине. Она словно вернулась домой. И чуть не расплакалась, услышав его родной голос.

— Боже, как я скучал.

И его губы, замершие на её виске, как в момент их расставания, были убедительнее тысячи слов. Они словно начали ровно с того, на чём закончили. Только это было лучше. Потому что это был не конец, а начало.

— Мне должны были заказать такси, — смущённо прошептала Лера.

— Я отвезу тебя сам.

— Но мне же в офис.

— Я знаю дорогу, — улыбнулся он

И, не сводя с неё глаз, Кирилл развернулся так, чтобы Леру не толкали.

— Чуть не забыл, — он достал из-за спины розу. — Не стал особо оригинальничать с цветом.

— Спасибо.

Лера опустила глаза на бархатные густо-бордовые лепестки, но не успела понюхать. И даже сразу не почувствовала, как впиваются в ладонь шипы, когда под взглядом сотен пар любопытных глаз Кирилл её поцеловал. Нежно, но решительно. Бережно, но настойчиво. Его губы словно всегда знали эту дорогу и приникли мягко, но со страстью умирающего от жажды, припавшего к роднику.

Лера успела сделать только один короткий вдох перед тем, как Кирилл коснулся её губ. Но, закрыв глаза, больше не хотела дышать. К чёрту этот воздух, когда так кружится голова. Когда так изумителен вкус этого поцелуя. Когда его руки лишь сильнее прижались к её спине, а тело уже предательски затребовало большего.

Нет, жизнь не готовила её к тому, что её грехопадение будет таким стремительным, а уж к тому, что расплата станет столь незамедлительна — тем более. Розовые шипы напомнили о себе болью. Лера шевельнула рукой, и Кирилл в ту же секунду отстранился.

— Чёрт!

— Утюг, газ, дверь, что? — спросил он тревожно.

— Я проткнула руку, — Лера поморщилась, выдёргивая из ладони шипастый стебель, и хотела слизать выступившую кровь, но Кирилл поймал её пальцы.

— Куда! Честное слово, как маленькая, сразу всё в рот. Пойдём, — перехватил он её за талию. — В машине есть аптечка, обработаем.

— А багаж? — оглянулась она.

— Блин, — остановился Кирилл и выдохнул разочарованно. — Ещё багаж.

— У меня есть с собой бактерицидные салфетки, — полезла Лера в сумку, чтобы он не переживал.

К тому времени как транспортёр выплюнул её чемодан, кровь уже давно перестала течь. А Кирилл оставил на её губах ещё один поцелуй, словно убеждаясь, не показалось ли ему.

Не показалось. И Лера снова не возразила, чутко прислушиваясь к своим ощущениям.

«Стыд, совесть, гордость, где вы, чёрт побери?» — взывала она к этим зубастым стражам нравственности. Но они забились в самый тёмный уголок её сознания, поджав хвосты, струсив перед этим сильным, чистым и правильным чувством, которое даже самый упорный голос в её голове — комплекс вины — не посмел бы назвать порочным.

И второй поцелуй оказалось прервать ещё сложнее. И ведь не хотелось, просто пришлось.

Кирилл не оставил Леру ни на секунду, даже когда забирал её багаж. Пока шли к машине, он так и держал её за руку, словно боясь потерять. И отпустил не Леру, а её чемодан, щелкая брелоком и открывая багажник. Кирилл освободил её пальцы из своего надёжного захвата, только когда открыл ей дверь машины.

Лера замерла, прежде чем сесть. В реальности эта рыжая кожа салона была намного красивее, чем она себе представляла. Даже машину с их прошлой встречи она запомнила иначе. Пятно от кетчупа оказалось больше. А вот эбонитовые панели — всего лишь пластиковыми, изображающими полосатость древесины, но не передающими ни её матовость, ни натуральность.

Чего Лере катастрофически не хватало в его рассказах и фотографиях, так это — запахов. Откинувшись на эргономичное сиденье, Лера восполнила этот пробел. Пахло кожей, чем-то химическим, чем-то новым. Лера нагнулась и с удивлением обнаружила в кармане двери останки яблока.

— Затрудняюсь назвать сорт, — улыбнулась Лера, поднимая коричневый сморщенный огрызок за хвостик.