— Дай угадаю: ты в больнице, — горько усмехнулся Кирилл, когда и на третий день застал Леру в гудящей пустоте лестницы, на которую она вышла с ним поговорить.

— А ты нет? — вздохнула она.

— Настю выписали. Она дома.

— Плачет?

— Не знаю. Я с ней не живу, — ответил он ледяным тоном.

Но Леру и без его холодности пробирал озноб от осознания, что его жене пришлось пережить. Замершая беременность одного из двух эмбрионов. Но удалять пришлось обоих: и живого, и мёртвого. Невозможно сделать операцию иначе.

И это сейчас Кирилл замкнулся в своей замёрзшей раковине мнимого равнодушия. Лера слышала, как он плакал, когда только узнал. Ни один нормальный человек не пожелал бы такого несчастья женщине, а Кирилл был нормальным.

— Есть новости? — спросил он.

— Говорят, рефлексы не нарушены, а значит, несмотря на перелом двух позвонков подвижность будет сохранена.

— Можно сказать, хорошие, — вздохнул он. — Мать его приезжала?

— Даже не хочется про неё говорить. Она у него настолько пустая женщина, что от неё больше вреда. Причитала здесь как на похоронах. Пришлось увести её на хрен. И больше она за все три дня сына и не навестила. Вот если бы я её привезла, вот если бы увезла.

— Она ему точно мать?

— Не знаю, — вздохнула Лера. — Ты как?

— Плохо. Мне теперь всегда плохо. Без тебя. Нет, нет, я не давлю, — добавил он поспешно. — Я понимаю. Тебе сейчас не до меня.

— Как и тебе, Кирилл. Не до меня.

— Я что-то вспомнил, как меня тоже везли на самолёте санитарной авиации. А потом эти спицы, больница, боль, вонь, нестерпимое желание помыться. Поверь, я искренне сочувствую твоему мужу.

— Я верю, Кир. И тебя ведь тоже не бросила тогда жена. А у Артёма, как оказалось, даже матери толком нет. Только я.

— Поэтому я искренне желаю ему скорейшего выздоровления.

— А я твоей жене новой удачной беременности. Почему так случилось? Врачи что-нибудь сказали?

— Ничего определённого. Говорят, что так бывает. Естественное осложнение. Один эмбрион подсаживать ненадёжно, а два — вот такая херня случается.

— Мне жаль. Очень жаль.

Он вздохнул и ничего не ответил.

— А Настя тоже раньше в нашей компании работала?

— Да, в финансовом отделе.

— А почему ушла?

— Решила полностью посвятить себя семье, — усмехнулся он.

Лера поняла, что это значит: начала компанию по разведению детей.

— Ты никогда не говорил про её отца.

— У него давно уже другая семья. Настя ещё в школе училась, когда он ушёл. И они мало общаются. Хотя он её поддерживает.

Что-то Лера не была уверена, что так уж и мало.

— Но он же тоже работает с тобой?

— Да, — ответил Кирилл равнодушно. — Компания надёжная, стабильная, почему бы и нет. Он дольше меня даже работает. Пришёл в отдел безопасности, когда в органах на пенсию вышел, считай, по специальности. А ты, кстати, откуда знаешь?

— Всё та же птичка-невеличка на хвосте принесла.

— Он мужик серьёзный, правильный, принципиальный.

— Тебя послушаешь, так одни хорошие люди вокруг, — усмехнулась Лера.

— А тебя? — улыбнулся он. И замечание его прозвучало так справедливо, что Лере и нечего было возразить. — Кстати, знаешь, я тут вспомнил, где я первый раз заметил ту Варвару. В Стокгольме. На экскурсии по крышам. И я был с Настей. И общалась она больше с моей женой, чем со мной. Что уж потом на неё нашло, не знаю.

— Или на тебя?

— Или на меня, — он тяжело вздохнул. — Только значительно позже.

— Когда? На следующем семинаре или когда ты пригласил её в Альпы?

Он засмеялся.

— А ты настырная. Обожаю Альпы, особенно Швейцарские. Надо будет как-нибудь тебя свозить. Ты умеешь кататься на лыжах?

— Ага, на деревянных, несмазанных, которые нам в школе выдавали на уроках физкультуры.

— Да ты мастер спорта по лыжам!

— А то! — он всё же её развеселил.

Дверь в коридор резко открылась. Лера обернулась на звук.

— Девушка, он очнулся, — махнула ей рукой медсестра.

— Кир, прости, мне надо идти, — засуетилась Лера и даже не услышала, что Кирилл ей ответил, отключилась.

Она вцепилась в горячую руку мужа, всматриваясь в его бледное лицо.

— Малыш, — улыбнулся он, и Лера едва сдержалась, чтобы не заплакать. От счастья.

Глава 38

В тот день, когда Лера забрала Артёма из больницы, провидение дало свой ответ.

А ведь всё начиналось так хорошо, с опасной, волнующей, будоражащей воображение, пьянящей задержки почти в шесть дней. Но именно в тот день, когда Лера не выдержала напряжения и купила тест, и началась менструация.

Так с тестом в кармане она и приехала с Артёмом в его квартиру, которую Лера по привычке ещё называла «наша». В сопровождении костылей и контуженного Павлика. Как иначе назвать мужчину, терпящего столько лет визгливый фальцет дуры-жены, Лера не знала. Разве что «нетребовательный» или «тугоухий».

Артёма уложили, Павлик уехал, а Лера пошла в туалет… и проплакала весь вечер. Сначала запершись в такой знакомой, но такой уже забытой и грязной ванной. А потом на кухне, готовя нехитрый ужин. Так с красными глазами и вернулась домой. И хорошо, что эти слёзы было на что списать, и мама не задавала лишних вопросов, только про Артёма.

Кириллу Лера звонить не стала. Не смогла. И весь следующий день, приводя в порядок запущенную квартиру Артёма, придумывала слова, как она это скажет Кириллу. Как?

Артём, осунувшийся, похудевший за эти недели в больнице, выглядел так, словно заблудился в лесу и питался мхом и корой, пока его нашли люди. Серый, уставший, заросший густой щетиной, непривычно тихий и подавленный.

Он уговаривал Леру ничего не делать, не убираться, ничего не мыть, и вообще не возиться с ним, просто приносить продукты, если можно. Но оставить в одиночестве человека, который мог только стоять или лежать, а ходить только с костылями, сцепив от боли зубы, Лера не могла. Как и допустить, чтобы он лежал на этих грязных простынях и дышал этой пылью. Он всегда чувствовал себя несчастным, когда дома было грязно. Сейчас он был не в том положении, чтобы привередничать, и готов был мириться со всем. Он — да, но Лера — нет.

Была и ещё одна причина, по которой Лера так рьяно принялась за уборку и готовку: ей надо было чем-то себя занять. Физически трудным, привычным, дающим ощущение завершённости и успокоения. И разгребать эти Авгиевы конюшни в выходные — как раз оказалось самым подходящим занятием.

Уже вечером она уединилась с телефоном на балконе. По иронии судьбы села в то самое большое кожаное кресло, в котором Артём обещал ей оторвать ноги за измену и куда самому Артёму с привычной сигарой ещё не скоро посчастливится сесть.

— Даже по тому, как ты вздыхаешь, я понимаю, что новости плохие.

А судя по тому, как резко и коротко выдыхал Кирилл, он тренировался. Лера выбрала совсем неудачный момент, как всегда у неё выходило выбрать для неприятного разговора.

Кирилл явно находился в спортзале. Большом, с высокими потолками — эхо звучало как в пещере. И мерные металлические звуки его тренажёра отзывались в мозгу ударами колокола.

— Я не беременная, — решила она не тянуть.

Кирилл остановился, тяжело дыша в гарнитуру, которую он, скорее всего, надел.

— Я только потому и на тренировку пошёл, чтобы сбросить это напряжение ожидания плохих вестей, хоть немного. Ты же знала ещё вчера?

Она кивнула, а потом запоздало добавила: — Да.

— Только не расстраивайся. Пожалуйста, — и от того, что дыхание его было сбивчивым, и слова прозвучали слишком трепетно. Слишком.

Лера заткнула рот рукой, чтобы не завыть прямо в трубку. На что она рассчитывала? На что надеялась? Что ей вот так просто всё достанется: и Кирилл, и беременность?

— Я прилечу через неделю или полторы, если смогу. Не плачь. Не стоит оно того.

— Я понимаю, — выдохнула Лера в трубку. Да, она понимала. Как никогда понимала. Его жену. И ужас положения, в котором находилась сама. — Артёма забрали из больницы.