— Кто? Мама?

— Мама даже не приехала.

— Значит ты, — он не спрашивал. Глотал воду из бутылки и не ждал ответа. — Я даже не сомневался, что ты его не бросишь.

— А ты бы бросил?

— Не знаю, — он вздохнул, видимо, вытер рукой рот.

— Одного. Почти беспомощного. В квартире, которая никак не предусматривала, что в ванну окажется невозможно залезть без посторонней помощи. Что от ближайшей комнаты до туалета дорога длинною в десять минут. Что подорванный падением и травмой организм потребует диеты. А к нему никто, даже родная мать не пришла. Я уже молчу про Дашку. Она и слышать ничего не хочет.

— А сиделку нанять не вариант? — спросил он зло. — Почему ты всегда выбираешь самые сложные, самые тернистые пути? Зачем взваливаешь на себя то, что тебя больше не касается?

— Меня касается, Кирилл. Касается. Пусть он мне больше не муж. Но друг. И разве это меньшее основание для того, чтобы помочь?

— Я понял. На праздники ты не прилетишь.

Лера оглянулась на стену, словно на ней, как в офисе, висит календарь.

«Боже, где я, а где те праздники?» — представила она нарисованные на календаре цифры и на горизонте декабрь.

— Просто билеты не мешало бы купить заранее, иначе их не будет.

— Кирилл, я не знаю. Честно, не знаю. И ты обещал дать мне время…

— И что это значит, по-твоему? — перебил он. Противно заскрипела искусственная кожа сиденья. — Дать тебе время — это как? Не звонить больше? Или не задавать вопросы, ответов на которые у тебя нет? И уверен, никогда не будет. Потому что я женат. Потому что есть ещё четыре эмбриона. И даже если я их выкраду, моя жена не даст мне развод. Не даст просто так. И ты будешь и дальше ждать. Чего? Пока твой муж поправится? Потом пока моя жена родит? А потом я передумаю бросать семью, потому что у тебя найдутся ещё какие-нибудь отговорки. Ты скажешь, что не готова делить меня с ребёнком, ты не можешь оставить детей без отца, ну, или придумаешь что-нибудь ещё столь же убедительное.

Лера выслушала эту тираду молча. Он становился так похож на Артёма. На того Артёма, от которого вместо слов поддержки она слышала только упрёки, вместо одобрения — оскорбления, вместо сочувствия — гнев.

«Может, это со мной что-то не так? Может, это я вытаскиваю на свет божий их внутренних тиранов и эту деспотичность взращиваю сама? Своей неспособностью возразить?»

— А как ты это видишь Кирилл? Наше будущее? Что ты будешь жить с любовницей. Приезжать на работу с любовницей. Водить по кино, ресторанам, тратить на меня свои деньги, может быть, сделаешь мне ребёночка и даже дашь ему свою фамилию. Так?

— А почему бы и нет. Сотни людей так живут, тысячи. Мы не в девятнадцатом веке. И рано или поздно я всё равно разведусь и поставлю в твой паспорт печать со своей фамилией, если для тебя это важно.

— Или просто увлечёшься новой интересной возможностью. Новой серой мышкой из какого-нибудь захолустья. Которой ты покажешь мир и будешь вдохновенно и с размахом любить. И она тоже бросит мужа, а ты уйдёшь, предупредив меня и свою жену, ведь ты так щепетилен в этих вопросах. И будешь ей рассказывать, что с радостью сделал бы то же самое, развёлся, только у тебя дети, работа, обязанности и вечно беременная жена, которая никогда не даст тебе развода. Или ты надеешься, что Настя успокоится одним ребёнком?

Кирилл набрал воздуха в грудь, чтобы ответить, но промолчал. Они оба молчали, только думали, к сожалению, о разном.

— Зачем тогда я так настаивал на этом ребёнке? На твоём ребёнке?

— Может, бесплодие в моей медицинской карте натолкнуло тебя на эту мысль? Что ты ничем не рискуешь. Абсолютно ничем. Поэтому в такой шок тебя и повергла моя неожиданная беременность. Ты испугался, что это может выйти из-под контроля. А ты на это явно не рассчитывал. Но нет, оказалось, это неправда. А если правда, так даже и лучше, ведь если я уже беременная, то не залечу от тебя.

— Господи, Лера, что ты несёшь?

— Ничего, Кир. Всего лишь истину, которая всё равно выползает наружу, как ты её ни пытаешься скрыть. У Варвары ведь та же проблема? С детьми?

— Ты прямо меня каким-то маньяком сейчас выставила, — дерматин снова заскрипел — он встал.

— А сколько ещё должно обнаружиться совпадений, чтобы я перестала обманываться на твой счёт? Сколько? — слёзы опять подступили к самому горлу. Больше Лера не могла говорить. Они душили её. Злые, едкие, безутешные слёзы. Такие же, как её слова.

— Это всё неправда. От первого и до последнего слова. Неправда, Лер, — звучал в трубке его проникновенный голос.

О, да! Он так хорошо им владел, своим голосом. Так мастерски был обучен. Так красноречив, когда это необходимо, и косноязычен, если требовали обстоятельства. Он владел и своими эмоциями, и ситуацией, и даже умами своих сотрудников, готовых вилять хвостами по одному мановению его изящной руки.

— Ну, спроси меня, за что я с тобой так, — усмехнулась она.

— Не спрошу. Я и так знаю. Ты расстроена, ты обижена, растеряна, устала и переживаешь за мужа. Но всё, что ты там напридумывала себе в порыве этого отчаяния — ерунда.

— Я ничего не придумывала! — выкрикнула Лера сквозь слёзы.

— Значит кто-то выдаёт тебе информацию так, чтобы ты во всём сомневалась, чтобы поверила в эту ложь. И, кажется, я даже догадываюсь кто.

— Да. Ты, — горько усмехнулась Лера.

— Можешь считать и так. Ведь, как говорят, муж и жена — одна сатана, — он тоже усмехнулся. — Давай я позвоню тебе завтра, когда ты уже успокоишься, и отвечу на любые твои вопросы.

— Про жену или про Варвару?

— На любые, Лер. Только завтра. Мне, к сожалению, пора. Но я очень прошу: не изводи себя понапрасну. Просто не думай об этом. Страшно представить, в какие дебри тебя унесёт, если ты будешь себя накручивать.

— Кирилл, чего ты добиваешься?

— Лера, клянусь тебе: ничего из ряда вот выходящего. Я просто люблю тебя. Просто хочу быть с тобой, несмотря ни на что. А может, вопреки всему. И пока это единственное, чего я действительно добиваюсь. Быть рядом с тобой. Всегда. В печали и в радости, в богатстве и бедности, в болезни и в здравии… До завтра, счастье моё!

И он отключился.

Лера вытерла слёзы. Артёма, наверно, достало видеть их второй день. Хотя… ей было плевать, что достало Артёма.

— Надеюсь, это не из-за меня? — слабо улыбнулся Артём, глядя на Лерино заплаканное лицо, когда она принесла ему ужин.

— Уже нет, — улыбнулась Лера, ставя на столик поднос с тарелками.

— Вы поссорились? — заглядывал Артём в её глаза как собака, пока Лера хоть немного пыталась приподнять его, чтобы он мог поесть. Дома, увы, не было такой кровати с поднимающимся подголовником, как в больнице.

Он скривился от боли. Лера замерла.

— Ничего, ничего, — закрыл он глаза, побледнев.

— Я подожду, — поспешно закивала Лера, хоть он её и не видел. Стиснул зубы. — Может, укол?

— Спасибо, что не бросила меня, — наконец выдохнул он с облегчением и отрицательно покачал головой. — Потом, перед уходом.

— Я никуда не пойду, — Лера сжала его руку. — Завтра выходной. И если тебе что-то понадобится, я буду рядом.

— Ты не обязана.

— Заткнись, — выдохнула она.

— Просто найми кого-нибудь, у меня есть кое-какие сбережения.

— Нет, Тём, — уверенно покачала головой Лера и села на табуретку. Даже садиться с ним рядом на диван было страшно — такие это доставляло ему страдания. — Придётся тебе терпеть меня, пока не поправишься, — она улыбнулась. — Вот такая будет месть тебе.

— А ты коварная, — улыбнулся он.

— И знаешь что, — Лера подула на ложку супа, хотя тот и не был горячим. — Если вдруг до тебя дойдут слухи, что я беременная, не верь.

Он послушно открыл рот, но потом опомнился, забрал у Леры тарелку.

— А ты беременная?

— Не рви мне душу, — посмотрела она на него с укоризной. — Мне двадцать семь лет. И я бесплодна. Пора бы смириться с этим, но я вдруг стала на что-то надеяться.

— Это потому что ты любишь его, — Артём набрал в ложку бульон, но так и не съел, положил её в тарелку.