— Вы недалеки от истины. По образованию она действительно педагог начальных классов.

Теперь Кирилл рассказывал историю о том, как он преподнёс маме щенка.

И Лера даже на время забыла, что он тут временно. Как всё между ними зыбко.

Но всё хорошее непременно заканчивается. Первым стал собираться Витя. Обнял крепко Леру в прихожей, пожал Кириллу руку на прощание.

Потом засобиралась Анька. Отхватив с собой добрый кусок оставшегося пирога — кормить своего нового будущего мужа. И как дети ни канючили, делали они это скорее по привычке да потому, что нельзя было забрать с собой щенка. За него мама встала горой. И то, что она испекла свой «фирменный» пирог, и то, как защищала своё лохматое тявкающее «сокровище», говорило больше слов. Пусть всего один маленький шажок, но самостоятельный, уверенный, а она сделала на том пути, что начался для неё «без папы».

Лера помогала ей мыть посуду. Кирилл вернул обратно в кухню раздвижной стол. Не сказать, чтобы Лера оттягивала разговор с ним, но о том, что он тоже ждал этого разговора и уезжать не собирался, говорило и то, как он активно взялся им помогать и то, как легко согласился на мамины уговоры остаться.

Мама наконец догадалась, что в кухне она лишняя. И ушла принимать перед сном ванну.

— Что с Настей? — спросила Лера, аккуратно сливая воду с противня, который она до этого замочила.

— Не знаю, — покачал он головой. — Я боюсь ей звонить. Я трусливо отключил телефон. И жду. И мне стыдно, но я не знаю, чего жду больше: хороших новостей или плохих.

Лера вздохнула. Покачала сокрушённо головой.

— Да, я — трус, а может, и подлец. Называй, как хочешь. Я заслужил. Но я боюсь услышать, что всё обошлось, больше, чем что она потеряла ребёнка. И я не вижу смысла выслушивать её нотации или истерику хотя бы потому, что всё равно не могу ничего изменить и ничем ей сейчас помочь.

— Кирилл, — нахмурилась Лера, гремя в мойке железным листом. — Не надо.

— К сожалению, это правда. Хоть тебе, наверно, и тяжело это слышать. Почему ты сразу не сказала?

— О чём Кирилл? — положила Лера чистый противень на стол и выключила воду. — Я не беременна, если ты об этом. Я не знаю, чего добивается Даша, на всех углах распуская эти сплетни, но нет. Уж я бы, наверное, об этом знала.

— Или тебе не хватает смелости сознаться? — Кирилл подал ей полотенце. — Это ведь при любом раскладе ребёнок не мой, да? Только я теперь понимаю, почему ты передумала ехать.

— Мой перевод не стали даже рассматривать.

— Так не проси перевод. Просто переезжай в Москву и отправляй резюме. Переводы не любят, факт. Иначе в регионах хороших специалистов не останется. Но ты ведь словно вздохнула с облегчением.

— Да, Кирилл, — вытерла она руки. — С облегчением. Потому что ты прав. Я не верю тебе больше. Я не знаю, как теперь тебе доверять. Не знаю. Мне кажется, что ты поразвлекаешься со мной, как с той Варварой, и бросишь. Ради новой большой и чистой любви. А ещё вернее, ради ребёнка.

— Да, ребёнка я не брошу, — он забрал у Леры полотенце, которое она так и мяла в руках, и повесил на батарею, отвернувшись. И задержался у окна, глядя на огни вечернего города.

— Прости, но я слишком поторопилась. Слишком, когда решила, что смогу тебя с кем-то делить. Я не смогу, Кирилл. Никогда не смогу.

Он тяжело вздохнул.

— Как это… — и не смог произнести подходящего слова.

— Глупо? — обняла его Лера со спины. — Жестоко? Несправедливо?

— Бездарно, — покачал он головой. — И даже, наверно, преступно.

— Пусть будет преступно. Пойдём спать. У тебя завтра с утра самолёт. И тебе надо позвонить жене.

Они прокрались на цыпочках мимо маминой спальни, в которой подозрительно громко говорил телевизор, и дверь, которая никогда раньше не закрывалась, была придавлена на банное полотенце.

— Это ведь не может быть мой ребёнок, правда? — повторил он свой вопрос.

После душа Кирилл привычно прижимал Леру к себе под мягким одеялом. Жене он звонить так и не стал. А Лера… да кто она была такая, чтобы настаивать?

— Я клянусь тебе, Кирилл, я не беременная.

— Если бы ты только знала. Я едва это пережил. Я чуть насмерть не замёрз на лавочке в парке. Потому что не понимал, куда я иду. Ничего не чувствовал, кроме боли, что потерял тебя. Навсегда. Но потом как-то собрался. И ты знаешь, пусть он не мой, я согласен и его воспитывать тоже. Ты не представляешь, как нужна мне.

— Кирилл, — перебила его Лера, понимая, что он опять давит. Он тянет её туда, откуда ей не выбраться, что бы она ни решила. — Я не беременная. Но знаешь что, — резко развернулась она, — а давай рискнём. Если ему суждено родиться, мы дадим ему шанс.

— Серьёзно? — посмотрел на неё Кир с сомнением. — Ты ведь всё помнишь про мою генетику?

— Да, — поцеловала его Лера. Приникла к любимым губам.

Она знала о его генетике больше, чем он сам. Она перешерстила кучу сайтов где поднимались вопросы о последствиях прививок, прочла десятки статей о генетических заболеваниях и пришла к однозначному выводу: у брата не было никаких врождённых дефектов развития. Всего одна неудачная вакцинация сломала жизнь всей семье.

И если она могла бы сейчас скрестить пальцы на удачу, то скрестила бы все: и на руках, и на ногах. «Пожалуйста! Пожалуйста! Пусть это случится!» — умоляла она, подсчитывая, что сейчас самые «залётные» дни её цикла. Пусть, если ей суждено от него забеременеть, — это случится. Она хочет ребёнка. И пусть провидение решит за них.

Наверное, их желание было слишком обоюдным. И слишком сильным. Они не спали всю ночь, боясь упустить этот шанс.

— Я не уверен смогу ли ещё, — тяжело дышал Кирилл, весь мокрый и еле живой, уткнувшись лбом в подушку. Но потом опомнился и переложил эту саму подушку под Лерины ягодицы. — Надо поднять, повыше.

— Ты сумасшедший, — У Леры не было сил даже возражать.

— Я хочу этого ребёнка. Невозможно хочу, — он лежал бревном на кровати, но его рука всё ещё лежала у Леры на животе. — Господи, пожалуйста, пусть он будет!

— Прекрати, — выдохнула Лера. — Всё! Спать! Тебе лететь, мне — на работу.

— Нет, нет, нет, — придержал он её рукой, не давая даже перевернуться. — Ты на больничном. И тебе надо весь день лежать. Хотя стой! — он резко сел в кровати. — Какое лежать. Собирайся!

— Что? — Лера лениво открыла один глаз. — Куда?

— Всё хватит. Ты летишь со мной.

Он подскочил. Включил свет. Лера закрылась рукой. Но он, кажется, не остановился ни на секунду.

— Кирилл, ты хоть шторы закрой, — когда глаза привыкли к яркому свету, Лера улыбнулась тому, как браво Кир разгуливает по комнате без штанов. — Второй этаж всё же.

— Да кому я там нужен. Ночь, — отмахнулся он, доставая из шкафа чемодан. — С трудом представляю, что тебе может понадобиться. Я вот три дня в одних штанах и ничего.

— Ты серьёзно? — приподнялась на локтях Лера, и он погрозил ей пальцем:

— Лежать! Но ты права, к чёрту этот чемодан, — он почесал сильно отросшую за эти три дня щетину.

— Кирилл, — Лера тихонько похлопала ладонью по кровати. — Иди ко мне.

Он непослушно помотал головой, но она постучала настойчивее.

— Кого я обманываю, — он обречённо упал рядом с на кровать. — Ты не полетишь, да?

— Не сейчас, — взъерошила Лера его волосы и всё же повернулась на бок. — Я так не могу, как ты. Всё бросить, сорваться, в чём был.

— Нет, Лер, я не об этом, — он сгрёб её в охапку, прижал к себе. — Ты не хочешь. Больше не хочешь. Я чувствую. Ты отстраняешься. Ты ускользаешь.

— Мне просто нужно разобраться в себе, — выдохнула она в его жёсткое плечо.

И он только кивнул и ничего не ответил.

Глава 37

Лера не поехала провожать Кирилла в аэропорт.

Долгие проводы — лишние слёзы. А Лера и так проплакала всё утро, вдыхая запах, оставшийся на подушке. Она ругала себя на чём свет стоит и за то, что заупрямилась, и за то, что трусиха. Хотя вот что? Что её здесь держит? Что вообще её держит? Упёрлась как благочестивая Джейн Эйр. Хотя Лере-то о чём уже беспокоиться? И нравы не те, и погоды стоят не те, чтобы долгими зимними ночами мёрзнуть одной в холодной постели. Каких только нелепых оправданий не подсказывал изворотливый мозг, чтобы прекратить эти её страдания, чтобы найти лазейку и проскользнуть.