Телефон взорвался пронзительной трелью прямо в руках. Дашка перезванивала.

«Да пошла ты! — решительно вырубила Лера звук и бросила телефон на кровать. — Хоть обзвонись!»

Лера натянула обратно пижаму и побрела на кухню.

— И ты в таком виде села за руль? — встретила её мама недоумением и праведным возмущением.

— Я не пила, мам. Не пила, — Лера открыла кран, спуская воду. Взяла с полки кружку. — Поздно проглотила снотворное. И вообще плохо себя чувствую.

— Заболела?

— Ну, можно и так сказать.

— Дома, что ли, останешься?

Лера принялась жадно глотать воду вместо ответа.

— Приготовить тебе что-нибудь? Суп?

— Да, суп можно.

«Вряд ли это лечится супом», — горько усмехнулась она. Но не свали она всё на болезнь, и маме придётся рассказывать, как сильно она оказалась права в своих неблагоприятных прогнозах. А Лера пока не готова была этим делиться.

— Ну, иди ложись, — с беспокойством посмотрела на неё мама. — Я тогда в магазин.

— Как скажешь, — поставила Лера кружку на место, но побрела не в бывшую папину комнату, где она теперь жила, а в мамину гостиную.

Включила телевизор.

«Из-за метеоусловий в Москве были задержаны вылеты всех рейсов… несколько тысяч пассажиров остались…»

— Понятно. Никто никуда не летит. — Лера переключила. — Москву замело. На дорогах коллапс.

И невольно поймала себя на мысли, что сегодня Кирилл будет ехать на работу не час, как обычно. А возможно, часа три. Улыбнулась горько, представив, как было бы здорово три часа проговорить: он в машине, и ей в кои веки никуда не надо идти.

Отвыкать от него будет в бесконечное количество раз сложнее, чем привыкнуть. Приучать себя не думать о нём. Перестать скучать по его голосу. Под силу ли ей это?

Где её гнев? Где злость? Где негодование? Тоска. Смертная. И больше ничего. Её словно выпотрошили. И только нестерпимое желание, чтобы он был рядом, и смутное чувство, а не поторопилась ли она с выводами. Как-то не укладывалось у неё в голове, что соблазнил он её просто так, хотя… если ему как раз нравятся такие скромницы и праведницы, то почему бы и нет. И другу предъявил, как трофей. Зачем только с дедом знакомил — не понятно. Дед не укладывался у Леры в голове, а всё остальное, если постараться — очень даже вписывалось в эту картину маслом. И презрение дедовской жены и шуточки Степана по поводу Лериной доступности. Нет, она подумает об этом завтра. Сейчас у неё нет сил даже думать.

Глаза слипались. Телевизор убаюкивающе бормотал.

Её разбудил звонок в дверь. Настойчивый. Уверенный. Чужой. Свои так никогда не звонят.

«Вставать? — Лера прислушалась, прозвучат ли мамины шаги из кухни. — Или она ещё в магазине? Нет, не вставать».

Лера снова блаженно зарылась носом в подушку. Вдохнула запах дома, уюта, маминого шампуня.

— Лерочка, — как-то смущённо прозвучал мамин голос на пороге комнаты. — Ты спишь?

Лера подняла голову, уставившись на маму непонимающе.

— Там к тебе, — она показала большим пальцем на дверь. — Парень.

Словно из матраса разом вылезли все пружины, так Лера подскочила. Потёрла глаза, поправила волосы, уставилась на маму испуганно, но та только виновато показала глазами на дверь.

Лера вывернула из дверного проёма и тут же повернула обратно, как в немом кино.

Ей хватило этой доли секунды, чтобы увидеть всё. Снег, таявший на его волосах. Поднятый воротник пальто, слишком тонкого для их холодной погоды. Огромный букет бордовых роз, который он держал в руках. И взгляд. Штирлиц нервно курит в кафе «Элефант».

— О, боги! — выдохнула Лера.

— Лера, а это кто? — тихо спросила мама, выглядывая на незнакомца.

— Это мой москвич, мама, — так же тихо ответила Лера.

— Так мне, может, выгнать его?

Лера улыбнулась тому, что Кирилл их, наверное, прекрасно слышит.

— Не надо, мам. Я сама.

Она выдохнула и снова вышла. Остановилась в двух шагах, оценила туго спелёнатые цветы, заправила за ухо волосы, подняла на Кирилла взгляд.

— Привет! — не улыбнулся он, всматриваясь в её лицо. Нервно, тревожно.

И проклятые мурашки ринулись все разом ему навстречу, потянули Леру за собой. Нет. Она справилась с ними и не сдвинулась с места.

— Привет!

— Это… тебе, — он протянул цветы, неловко пожав плечами.

— Спасибо! — Лера еле удержала букет, таким тяжёлым он оказался, и Кирилл кинулся ей помочь. Их пальцы встретились, и он не убрал их, сжал её руку.

— Выслушай меня. Пожалуйста!

Лера сделала шаг назад и покачала головой.

«Нет, нет, нет… Ты же меня убедишь. Ты же обязательно найдёшь слова, чтобы развеять все мои сомнения».

Его руки безвольно упали вдоль тела.

Если бы не мама, что стояла за спиной, возможно, Лера сказала бы больше. Но хорошо, что их разговор слушала мама — страх сболтнуть при ней лишнего не давал Лере и рта раскрыть.

— Почему? — две мучительных идеально ровных складки на его идеальном лбу.

— Кирилл, я всё уже сказала. Уходи. Пожалуйста!

— Хорошо, — он кивнул, но не двинулся с места. — Только ответь мне: «Почему?»

— Ты сам знаешь, — Лера вручила маме букет, и та правильно восприняла это как сигнал ретироваться. Протиснулась мимо Кирилла в кухню, скользнув по нему осторожным внимательным взглядом.

— В том-то и дело, что не знаю, — ответил он, когда за ней закрылась дверь.

— Ты мне врал, — вскинула подбородок Лера, понимая, что Кирилл вытягивает её на разговор. На объяснения, к которым она сейчас не готова. Слишком всё свежо, слишком остро, кровоточит, болит, лишает силы, мешает думать.

— Никогда, — он покачал головой так убедительно. — Я никогда тебе не врал.

Он шагнул к ней, но Лера попятилась и выставила вперёд руку.

— Стой, где стоишь. А лучше — уходи.

— Хорошо, сейчас я уйду. Но молчание никогда ничего не решает. Я сыт им по горло. И я не улечу обратно, пока ты меня не выслушаешь.

Он обернулся к двери, дёрнул за ручку. Дверь оказалась заперта, а старый замок, который он старался открыть — сломан. Лера кинулась помочь. И Кирилл предусмотрительно отошёл, следя за её руками.

«Улетишь, куда ты денешься, — распахнула Лера дверь, сверля его глазами. — Не век же тебе куковать в нашем захолустье. Вернёшься к своей жене. Помиришься со своим другом, если ты вообще с ним ссорился».

— Прошу!

Он сокрушённо покачал головой, шумно выдохнул и вышел.

А Лера хлопнула в сердцах дверью за его спиной, сотрясая стены.

— За что это ты с ним так… строго? — покосилась мама от мойки, где она боролась с жёсткими стеблями роз, когда Лера упала обессиленно на табуретку.

— Есть за что, — вздохнула Лера, откусывая заусенец.

— А он приятный. Такой благородный, серьёзный.

— Мама, — мотнула Лера головой, как бодливая корова.

Она никак не могла собраться с мыслями. Вся её уверенность в его подлости рухнула в один миг, стоило лишь посмотреть в его глаза. И он был прав. Не выносят приговор, не выслушав подсудимого.

— Это сколько же денег он потратил на такую красоту, — водрузила мама в вазу огромный букет. — А ты его даже чаем не напоила, злыдня. Человек с дороги, сразу к тебе, с букетом.

— Мама! — подскочила Лера и бросилась прочь из кухни.

Она поймала себя на мысли, что, видимо, ею движет непреодолимое желание бежать за Кириллом вдогонку. Иначе Лера не знала, как объяснить свою неожиданную активность. Она кружила по комнате, не зная, за что хвататься, и кинулась к шкафу — выбрать что надеть.

«Эта кофта старая. У этого свитера на груди затяжка, — летели на кровать вещи. — Это он купил мне в Барсе. Не буду ему льстить».

Она наконец выбрала блузку и выудила из-под вороха вещей телефон.

О, боги! Пропущенных звонков было не счесть. И почти все из офиса. И Лера, кажется, догадывалась почему.

— Ну слава богу! — выкрикнула Дашка в трубку. — Лера, у нас тут такое творится! Прилетел Неверов. Один. Без предупреждения. Без звонка. Девки не знают, за что хвататься. Он же наверняка поедет по аптекам. А у нас всё так далеко от идеала. Всех на хрен поувольняют.